И сейчас Петр Саввич Юсов крутил головоломку и так и эдак, ничего толкового придумать не удавалось. В одном он был уверен — позвонят не сегодня, так завтра, следует на любые условия соглашаться, человек, расстреливающий окружение спикера, охраняемого, казалось бы, непробиваемой стеной, прихлопнет его, Петьку Юсова, мигом.
— Ты мне сейчас свой секрет раскрой, — посмеивался Бесковитый, — когда я буду президентом, мне твои тайны станут неинтересны.
— Жизнь покажет, — ответил Юсов и сменил тему разговора. — Ты, Семен, о чем угодно говорить хочешь, кроме главного. Ты думал о том, кто бойню вокруг спикера ведет? Кто воду льет на твою мельницу? И сколько он муки попросит, если мельница заработает?
Бесковитый презрительно скривился, а Сабурин вздрогнул, встретился с Юсовым взглядом и, объясняя свое замешательство, сказал:
— Сижу, о том же думаю.
— А чего испугался?
— Мне бояться нечего. — Сабурин взял себя в руки, сверкнул улыбкой: — Я свою кандидатуру не выставлял.
Разговор вновь прервался. Сабурин опять начал думать о своем друге детства и недавнем с ним разговоре.
Прямое или косвенное отношение к кровавым событиям Генка имеет точно. Чего он развернулся на сто восемьдесят градусов? Сергей знал привычки друга, для него переодеться в парадный костюм, пойти в парикмахерскую, — судя по его виду, не на один час, — отправиться в Белый дом, что для иного человека слетать в дальний город. Все не просто так, темнит Генка. А зачем? Допустим, он не имеет к происходящему никакого отношения. Тогда на мой вопрос он должен был бы ответить шуткой. Мол, да, такой я всемогущий и кровожадный, и ты, Сергей, запомни, кто тебе дорогу наверх проложил, ты мой должник на всю оставшуюся жизнь. А он вспылил серьезно, глаза у него стали очень нехорошие. Сергей Сабурин в жизни не заглядывал в глаза убийце, но, встретившись с Бланком взглядом, почувствовал озноб — зрачки у того были стеклянные, мертвые. И сейчас, несколько часов спустя, Сабурин ясно видел янтарные, словно застывшие глаза Бланка, страх возвращался. Может, у кого-нибудь страх перехватывает горло и стесняет грудь, у Сабурина страх свинцом оттягивал живот, а ноги становились непослушными, вялыми, словно из них выдернули кости.
Юсов любил выпить, снова глотнул коньяка, продолжая наблюдать за Сабуриным, и гадал — что этот хлыщ знает, чего испугался? Затем Юсов отвлекся на проходившую через зал женщину. Стройная, изысканно и строго одетая, она не стреляла глазами, держалась подчеркнуто сдержанно. Она, видимо, выходила в туалет, вернулась к своему столику, за которым сидел мужчина. Юсов мог видеть только его затылок. Когда дама подошла, мужчина встал, подал стул. Гранин! Юсов узнал его сразу, когда-то вместе работали по валютному делу. Юсов чуть не поперхнулся коньяком. Что в таком дорогом ресторане делает гэбист? Просто проводить время и угощать даму ужином офицеру службы безопасности не по карману. Он на работе, женщина совсем не дама сердца, а сотрудница, и платит за них контора. Гранин был майором, сегодня наверняка уже полковник. Значит, это не «наружка», Гранин руководитель и разработчик. За мной он прийти не мог, я знаю его в лицо, либо я тени испугался, либо гэбист интересуется моими соседями.
Полковник Гранин знал, где обычно ужинает Бесковитый. После убийства полковника Авдеева Гранин вызвал Веру, приказал съездить домой и переодеться, дал адрес ресторана. Сам приехал загодя, один из официантов помогал службе безопасности и сразу указал столик, который всегда занимал популярный депутат и кандидат в президенты. Остальное было делом техники.
Гранин встретил подчиненную, похвалил костюм и даже поцеловал в щечку, проводил к столу, сам сел к обустроенному столику спиной.
— Они прибыли, — Вера очаровательно улыбнулась. — Их трое… Сам лично, Сабурин, что бородка клинышком, третьего не знаю, по ящику никогда не видела, с виду бизнесмен, возможно, охранник. Нет, охранники вошли следом, сели отдельно.
— Ты у меня умница. — Гранин включил запись. — Если меня за таким делом застукают, уволят.
— Буду рада, Иван Сергеевич, вы наконец-то увидите во мне женщину, а не майора Волошину.
Гранин приподнялся, обнял Веру, взглянул на прибывших депутатов и не выругался, сказал сдержанно:
— Да, девочка, человек только предполагает. Третий — Юсов Петр Саввич, некогда работал в угро и прокуратуре, самое приятное, что он прекрасно меня знает.
— Ну и пошли отсюда, Иван Сергеевич, — решительно и в то же время с обаятельной улыбкой сказала Вера. — Вовремя отступить не трусость, а свидетельство ума…
— Невозможно, дорогая. Один человек, чьим мнением я дорожу, не поймет. — Гранин вздохнул: — Они сейчас горячие, в Белом доме произошел взрыв, надо выяснить, куда летят осколки.
Они сидели и болтали около трех часов. Чтобы не привлекать к себе внимания, Гранину пришлось выпить. И как он ни менял водку на воду, а слегка опьянел, потому расслабился и встал, когда Вера вернулась к столу. Взгляд Юсова обжег щеку; усаживаясь, Гранин сказал:
— Я сгорел, как мальчишка. Если он подойдет, ничему не удивляйся, держись соответственно моей версии.
— Он идет, — сказала через несколько минут Вера.
— Добрый вечер, думаю, господин уже полковник, — тихо произнес подошедший Юсов.
— Садись, — Гранин отодвинул стул и пьяно качнулся, — черт бы тебя побрал, надеялся, не заметишь.
— Спасибо, — Юсов сел к столу, взглянул с любопытством, — а чего тебе, узнал — не узнал? Мы живем в свободной стране.
— А пошел бы ты… Извини, знакомься — Вера, моя неразделенная. Майор, из наших.
— Ты при исполнении?
— Я всегда при исполнении, — Гранин наполнил рюмки, — если начальство узнает, что я со своей сотрудницей водку пью, то мое исполнение вмиг и кончится.
— Ваня, тебе хватит, — Верочка забрала рюмку Гранина, — а мы с господином…
— Я не господин, просто Петр, — Юсов видел, что гэбист выпивши, сам факт, что он признался, что девица из фирмы, свидетельствовал об этом.
— Майор, поставь рюмку взад, — прошептал Гранин. — Мужики должны выпить.
— За знакомство, здоровье, успех! — Юсов поднял рюмку. — Все в один тост, мне следует вернуться к именитым сотрапезникам. Ты, Иван Сергеевич, их узнал?
— А то! — Гранин опрокинул рюмку. — От их физиономий даже японская аппаратура перегорает.
— Извините, — Юсов поднялся и раскланялся, — рад видеть в здравии. — Он нагнулся к Гранину и прошептал: — А майор у тебя — высший класс!
— Как я смотрелся? — спросил Гранин, когда Юсов отошел к своему столику.
— Смоктуновский.
— Запомни, девочка, если хочешь человека обмануть, скажи ему правду. Думаешь, его водка на столе успокоила? Ни черта! Твое звание, красавица. При нашей закрытости болтануть, что пьянствует с сотрудницей, может только пьяный.
Глава 11
«Он шел на Одессу…»
Невозможно представить, сколько событий способна запихнуть жизнь в один день. Две беседы с Савиковым и его признание, встреча с «авторитетами», убийство полковника Авдеева… Главным же для Гурова было то, что не покидавшее его в последние дни чувство опасности, ощущение допущенной ошибки сегодня наконец материализовалось, приобрело конкретные формы. Сыщик — человек осторожный, но не из пугливых, — осознав, куда он лезет и с кем воюет, несколько растерялся. Поразмыслив, придя к выводу, что обратной дороги нет, он собрал опергруппу, но не в кабинете Крячко, а по соседству, где работали Вакуров и Светлов, куда позвонить никто бы не догадался. Не следовало рядовым оперативникам знать лишнее, но без помощников не обойтись, а использовать ребят втемную Гуров не имел права.
Изложив суть дела и к каким печальным выводам пришел, он закончил шутливо:
— Как поется, «он шел на Одессу, а вышел к Херсону». Смотрел на карту, не мог понять, как можно эдак промахнуться. Но известно, из песни слова не выкинешь. Как будем жить, ребята?
Ребята угрюмо молчали. Первым, как ни странно, отозвался подполковник Светлов.
— А мне чего? — он пожал сутулыми плечами. — Убить на нашей работе всегда могут. А на пенсию вышвырнут, так я и так давно собираюсь.
— М-да! — Крячко хмыкнул. — Господин полковник, сколько лет тебя знаю, а что ты такой крутой, понял лишь недавно. О чем ты раньше думал?
— Виноват, Станислав, оплошал, — просто ответил Гуров. — Сегодня вижу, что волчьи уши с первого дня торчали.
— Задним умом всяк крепок, — сказал сердито Светлов. — Ты, Станислав, чем попрекаешь? Что Лев Иванович чухнулся поздно? Так ты бы на его месте и сегодня пер, как бульдозер. У него извилин больше, чем у нас троих! Ты ему низко в ножки поклонись, что упредил, а то бы нас первых слопали!
— Василий Иванович, слезь с коня, не махай шашкой, — миролюбиво ответил Крячко. — Говорю как есть и от такого расклада не в восторге, я человек нормальный и себя люблю.
